Следопыт и весна

Весна, весна полная!.. Снег тает во всю… Что ни день, то меньше и ниже его голубые сугробы. Солнце припекает их сверху, снизу подтачивают говорливые ручьи. Что ни день, то вырывают они десятки страниц из великой «Белой Книги», в пар превращают ее холодные листки. А как славно всю зиму писали и расписывались на них все, у кого есть ноги, лапы, крылья…

Ведь всего две недели назад вон на том косогоре прочитали мы с вами несколько строчек из лисьего романа. Лиска была маленькая с тонкой, изящной лапкой. Она очень старалась доказать своим спутникам, что совсем ими не интересуется и все время порывалась уйти. Ей, будто бы, нужно поспеть к сумеркам на огороды, где такая масса мышей, что просто ужас! А они, три ее спутника (кстати сказать, вся компания была далеко не в парадном виде: только что кончилась мокрая вьюга, шубы их намокли и отяжелевшие хвосты порой волочились по снегу), они ссорились, грызлись, поочередно трепали друг друга. Когда же между ними завязалась длительная свалка, то лиса, как это ни странно, вовсе не ушла, а поджидала их на бугре и с интересом наблюдала за дракой…

Стаяло, стаяло все, синим туманом вьются теперь над косогором лисьи следы и даже от нашей лыжницы ничего не осталось. Скоро совсем пропадет „Белая Книга1′, скоро следопыту, пожалуй, нечего будет читать. Так ли? Пойдемте посмотрим!

Сначала по зимней дороге, потом прыжок через канаву и дальше по меже. Смотрите под ноги! Какой вы следопыт— снегу в сапоги наберете! С межи на проталину и потом к роднику. Эгее… да, мать-и-мачеха бутоны показала! Раненько однако! Всего-то тридцать первое марта по новому стилю…

А это что такое?! — Накопано, нарыто, натоптано на грязи. Есть над чем поразмыслить следопыту. Первое — кто был? Второе — что делал? Угуу… Отпечаток одной ступни девять сантиметров длиной, когти у нее не велики. Ступня голая с закругленной пяткой, след словно от босой ножки ребенка; это задний, а другой—передний — восемь сантиметров длиной но из них два с половиной на когти приходятся.

Так, так… Дело ясное — барсук. Это, конечно, тот самый старый хрыч, что имеет подземные хоромы с шестью входами у Больших Мостищ… Изволили проснуться от спячки! Поздравляем! Нарыл он у самого родника, там, где травка зеленая всю зиму держится. В ямках разрытых следы корневища какого-то, а около следа нагрызенные куски потеряны. Поищем, не оставил ли нам корешок. Ишь, как чисто сработано, все барсучина повырыл, видно сильно отощал за зиму, проголодался. Ан нет, вот он такой же корешок! Разве попробовать? — Сладкий! Знает старый хрыч, что питательно и вкусно! А теперь, идя «в пятку» (Идти в пятку на языке охотников значит двигаться по следу в направлении противоположном тому, в котором прокладывал след зверь. Короче — идти к тому месту, откуда зверь пришел.), можно проверить, действительно ли это тот старый знакомый, откуда он пришел и давно ли проснулся.

Апрель. В полях снега совсем не осталось, да и в лесу, где он зернист и еще покоится толстым пластом, толку от него мало. Следы быстро обтаивают, расплываются, ничего по ним не определишь. Пожалуй лучше идти на южные склоны оврагов, туда, где цветущий орешник обдает золотистым дымом пыльцы каждого, коснувшегося размякших сережек.

Вон из под серой рухляди хвороста, прячась за листьями, глянули первые фиалки. А над ними на хворосте словно метка кем-то нарочно оставленная. Белеет клочек, не то вата не то шерсть. На ощупь мягкая, шелковистая, цвета чисто белого — несомненно шерсть.

Кто бы мог это быть? «Метка» на хворосте, а через него «неизвестный» перелезал подымаясь из оврага к опушке. В овраге есть тропка с сырой, мягкой глиной, посмотрим, авось «он» оставил там свою подпись. Так и есть! Лапы широкие, снизу густо опушенные, когти не велики, отпечатки больших задних лап лежат впереди передних—еще по зиме знакомый нам заяц беляк!

Линять видно начал, вот и оставляет на всех щетках и гребенках лесных клочья зимней шерсти. Пора, пора белую шубу на рыжее летнее платьишко переменить. Несколько дальше та же глина тропинки приготовила для нас еще слепки с чьих то лапок. Когти и мозолистые подушечки ступней очень четко отпечатались.

Пораскинем памятью, что за зверь может быть в наших местах, небольшого роста, с этакими мозолистыми ступнями и короткими шажками. Хорек — тот скачет и лапа сильно опушенная, хомяк — тот роста меньшего, белка — ну о белке-то и речи быть не может!

А ежа то и позабыли! Он это самый! Денька два тому назад кончился сон его зимний и вылез он из логова из-под кучи хвороста. Грелся на солнце, долго терся, чистился, сбрасывал с себя сухие листья, на иглы нацепившиеся, попыхтел, посопел, потянул мокрым черным носом и начал спускаться в овраг. Не к болоту ли ом направился?

Может быть травяные лягушки уже собрались икру откладывать, и именно на них рассчитывал колющий приятель? Надо проверить записи у болота. Однако, на илу сведении об еже не оказалось, но занятный птичий след растянулся вдоль берега.

Шаги большие — видно очень длинноногая птица. У каждого отпечатка три пальца вперед, один—назад, все они тонкие, общая длина следа — семнадцать с половиной сантиметров, задний палец по длине лишь немного менее среднего. У кого же кроме серой цапли найдете вы такую лапу! Это она, ошибки быть не может. Для Северной России, южнее могут быть и другие виды цапель с подобным следом.

Всюду по илу следы дождя, который начался вчера часов в шесть вечера и кончился среди ночи, на следах же цапли они не заметны. Сейчас восемь часов утра. Не иначе, как была она здесь на рассвете. Следов немного — цапля оставалась недолго, видно от стаи перелетной отбилась, отдохнула и тронулась в путь.

Приблизительно в это же время, внимательно изучая следы на полях, нам удастся отметить пробуждение от спячки еще нескольких зверьков. Следы хомяка, довольно похожи на следы водяной крысы (Хомячьи следы несколько крупнее).

Хомяки пробуждаются довольно рано (в конце марта), да и зимой спят не особенно крепко: мне не раз приходилось наблюдать в январе и феврале их следы, приводившие к норам соседних хомяков. По-видимому, зверьки, израсходовав запасы собственных кладовых, обращаются к использованию соседских.

Своеобразные трехпалые следы тушканчика, отчасти напоминающие птичьи, около половины апреля уже начинают встречаться на грязи дорог. Они настолько характерны, что, имея в руках рисунок, их всегда будет легко определить. Это даст возможность установить северную границу распространения тушканчика, свойственного степному югу, которая до сих пор с точностью не выяснена. К югу этой границы тушканчик довольно обычен во всех подходящих полевых и степных участках.

Водяная крыса, проводящая зиму в норе, снабженной запасами, пробуждается от спячки также довольно рано, и ее следы начинают попадаться по берегам излюбленных ею заросших водоемов. Точные сроки ее весеннего пробуждения еще неизвестны, и было бы желательно произвести соответствующие наблюдения.

Говоря о следах, свойственных весеннему времени, нельзя обойти молчанием так называемых «дятловых колец» или «окольцованных деревьев». Когда соки, согретые вешним солнцем» двинутся от корней вверх к набухающим почкам, дятлы пробивают в коре отверстия и пьют вытекающую сладкую жидкость.

Излюбленным деревом дятлов является береза, и только однажды мне пришлось видеть ствол осины с небольшим количеством «колец» покрытой знаками черного дятла. Окольцованные деревья (обычно молодые с ровной белой корой) чаще всего встречаются на опушке, так как здесь, по-видимому, соки раньше всего приходят в движение.

Четырехугольные отверстия в коре располагаются поперечными рядами и образуют многочисленные полные — замкнутые и неполные — недоконченные «кольца». На многих деревьях можно заметить подобные знаки, относящиеся к прошедшей весне, к весне позапрошлого года и другим, они находятся на разных стадиях зарастания. В больших поленницах не. трудно иной раз обнаружить обрубок, украшенный кольцами.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *